За далью даль

Долго и трудно складывалась поэма А.Т.Твардовского «За далью — даль» (1950—1960). В ней событийный сюжет ослаблен до минимума — просто путевые зарисовки, впе­чатления, раздумья человека, следующего из Москвы через всю Сибирь... И все-таки поэма полна драматизма. Все острые противоречия, составляющие конфликтный узел, происходят в сознании автора, едущего на Дальний Восток. Вследствие этого «За далью — даль» можно назвать поэмой размышлений. Лиро-эпический характер поэмы дает воз­можность читателю зримо представить необъятность и величие Родины:

... А там еще другая даль,

Что обернется далью новой.

И, наконец, конечная цель поездки:

Не просто край иной, далекий, А Дальний именно Восток.

Волга, Урал, Сибирь, Ангара, Байкал и другие регио­ны — емкие метафоры, отражающие историческую судьбу народа, с ее трудностями и ошибками. Именно поэтому размышления лирического героя так напряжены и драма­тичны. События самого узкого, частного, личного характе­ра соотнесены с историческим прошлым, полным траге­дийного накала. Неожиданная встреча на таежной станции Тайшет с другом ранней юности, незаконно репрессиро­ванным в 30-е годы и сейчас возвращающимся обратно, рождает образ-символ сложной исторической эпохи:

И вспомнил я тебя, друг детства, И тех годов глухую боль.

В центральной главе «На Ангаре», связанной темой звездного будущего, поэт вспоминает еще одного друга, чья жизнь неотделимо слилась с историей, революцией, лите­ратурой, победами и ошибками и боль утраты которого до сих пор не затихает в сердце поэта:

Как мне тебя недоставало, Мой друг, ушедший навсегда!.. Кто так, как ты, еще на свете До слез порадоваться мог Речам, глазам и людям этим! Зачем же голос твой умолк?

Личные воспоминания преобразуются в яркие карти­ны минувшего, связанные с драматическими обстоятельст­вами и последствиями эпохи культа личности Сталина:

Так это было. Четверть века

Призывом к бою и труду

Звучало имя человека

Со словом Родина в ряду.

Мы звали — станем ли лукавить? —

Его отцом в стране — семье.

Тут ни убавить,

Ни прибавить, —

Так это было на земле.

Не убегая от прошлого, лирический герой оценивает и отстаивает гордость человека, пережившего вместе с народом суровые годы и сопричастность к великим свер­шениям:

Да, все, что с нами было, — Было!

А то, что есть, — То с нами здесь.

Уже в этих воспоминаниях рядом с величественным и скорбным прошлым, отдельными судьбами людей, друзей детства и молодости, ощущается незаурядная фигура само­го лирического героя. Масштаб его личности под стать эпическим событиям, которые он пропускает через свое сознание. На душе лирического героя дополнительное бремя — он поэт. А следовательно, он несет особую ответ­ственность за все, что происходит в мире, его долг говорить правду во имя будущего, во имя потомков:

Кому другому, но поэту Молчать потомки не дадут. Его к суровому ответу Особый востребует суд. Я не страшусь суда такого И, может, жду его давно, Пускай не мне еще то слово, Что емче всех, сказать дано. Мое — от сердца — не на ветер, Оно в готовности любой; Я жил, я был — за все на свете Я отвечаю головой.

Путешествие автора, в котором сливаются три образа: поэт, рассказчик (повествователь) и лирический герой, — длится десять суток в настоящем времени. Но вбирает в себя два последних века страны, десятилетия героев и автора, намечаются перспективы будущего.

Емкость и глобальность времени, пространственный размах, воплощенный в поэме «За далью — даль», опреде­лили еще одну особенность — тип попутчика лирического героя.

Твардовский по складу своего дарования всегда ори­ентируется на диалог. В этой поэме такая направленность приобретает особое значение. Впервые здесь выступает читатель разноликий. Разговоры с ним насыщены кон­трастными, то ироническими, то шутливыми, то серьезны­ми интонациями. Но в конце концов беседа с читателем достигает глубокой доверительности и откровения. Поэт дорожит его мнением и ждет от него того же.

На высокой ноте расставания с другом-читателем за­вершается поэма:

Конца пути мы вместе ждали, Но прохлаждаться недосуг. Итак, прощай. До новой дали. До скорой встречи, Старый друг!

Завершая произведение, автор полушутливо, полуиро­нично, но весьма сурово оценивает свой труд:

... не ярки краски

И не заманчив общий тон,

Что ни завязки,

Ни развязки —

Ни поначалу, ни потом...

В своем произведении автор сумел «встать над всем, что было раньше, не отрекаясь от самого себя, от своей природы и породы, найти новые краски и новые компози­ционные сюжеты и возможности для выражения уже со­вершившегося факта нового видения мира» (А.Сурков).