Вы здесь

Замятин Евгений Иванович

Фото Замятин Евгений Иванович

Родился в городе Лебедяни Тамбовской губернии в семье священнослужителя. Окончил кораблестроительный факультет Петербургского политехнического института. Принимал участие в революционном движении 1905—1907 годов, подвергался репрессиям. В 1906-1911 годах жил на нелегальном положении.

Литературный дебют в 1908 году оказался неудачным. Удача пришла позже, в 1913 году, когда была опубликована повесть «Уездное». Дореволюционное творчество Замятина развивалось в традициях русского критического реализма Н.В.Гоголя, Н.С.Лескова и было окрашено демократичес­кими идеями.

Замятин был очень русский человек. В этом заключа­лась его сила как художника и его трагедия. Его отношение к старой России можно определить словами: «любовь-не­нависть». Любовь к ее истокам, здоровой народной основе, творческой одержимости русской натуры, ее готовности к революционному обновлению. И ненависть к самодержав­но-политическим оковам, провинциальной тупости, азиат-щине, резервуару дикости и бескультурья, который, как казалось писателю, невозможно исчерпать в обозримое время.

Символом такой косной, непреодоленной стихии ста­новится Барыба («Уездное»): «Не зря прозвали его утюгом ребята-уездники. Тяжкие железные челюсти, широченный, широкоугольный рот и узенький лоб: как есть утюг, носи­ком кверху. Да и весь Барыба какой-то широкий, громозд­кий, громыхающий, весь из жестких прямых углов. Но так одно к одному пригнано, что из нескольких кусков как будто и лад какой-то выходит: может, и дикий, может, и страшный, а все же лад».

Путь Барыбы — путь бессмысленных жестокостей и преступлений: «продался» развратной купчихе в летах Че-ботарихе, обидел безответную сиротку Польку, украл день­ги у своего дружка отца Евсея, а другого приятеля, портного Тимошку, не моргнув глазом, отправил по ложному свиде­тельству на виселицу. Но нет смысла обвинять во всем самого Барыбу. В жизни его столько раз бивали, что, по словам того же Тимоши, у Барыбы «души-то, совести... ровно у курицы».

Но писатель видел и другую Россию. В рассказах «Три дня» и «Непутевый» (где выведен «вечный студент» Сеня, гибнущий на баррикадах) автор показал протестующую, революционную Россию. В цикле рассказов о Севере (по­весть «Север», рассказ «Африка» и более позднее «Ёла») читатель встречает гордых мечтателей, сильных и красивых людей — «задумавшегося» добродушного русского велика­на Марея и прямодушную лопскую рыжую красавицу Пельку, очарованного, ошеломленного сказкой о несуще­ствующей стране любви и изобилия — далекой Африке — гарпунщика Федора Волкова, одержимого страстью к соб­ственному суденышку-ёле бедного рыбака и великого тру­женика Цыбина.

В 1914 году за антивоенную повесть «На куличках» писатель был предан суду, а номер журнала, в котором появилась повесть, был конфискован. Из-под пера Замя­тина вышла, по словам критика А.Воронского, «политичес­кая художественная сатира», которая «делает понятным многое из того, что случилось потом, после 1914 года».

В 1916 году писатель уезжает в Англию. Буржуазная цивилизация, превращающая человека в машину, дала материал для сатирической повести «Островитяне» (1918) и рассказа «Ловец человеков» (1918).

Осенью 1917 года Замятин возвращается в Россию. В Петрограде он встретил Октябрьскую революцию, пережил события гражданской войны, жестокую разруху и голод. В это время он сближается с Горьким и участвует почти во всех его начинаниях по спасению культуры — в работе издательства «Всемирная литература», «Комитета истори­ческих пьес», «Дома искусств» и «Дома ученых».

Однако более существенным было собственное худо­жественное творчество Замятина этих лет. Сюда относится прежде всего оставшийся в рукописи (до выхода его в 1925 году за рубежом в переводах) фантастический роман «Мы», а также многочисленные рассказы, сказки, драматические «действа», в которых писатель так или иначе касался «боль­ных» сторон революционной и послереволюционной дей­ствительности: «Рассказ о самом главном» (1923), «Дракон» (1918), «Арапы» (1920), «Сподручница грешных», «Пещера» (1920), «Мамай» (1920), «Икс» (1926), «Слово предоставля­ется товарищу Чурыгину» (1926), «Огни святого Доминика» (1920) и др. В то суровое время многими пролетарскими писателями и литературными критиками это было воспри­нято как отступничество, как измена.

Главным произведением Замятина этих первых после­революционных лет был, бесспорно, фантастический роман «Мы», воспринятый современниками как злая кари­катура на социалистическое, коммунистическое общество будущего.

«Мы» — краткий художественный конспект возмож­ного отдаленного будущего, уготованного человечеству, смелая антиутопия, роман-предупреждение. Но в то же время — и сегодня это очевидно — вещь остросовременная.

Написанный в 1920 году в голодном, неотапливаемом Петрограде, в обстановке военного коммунизма с его вы­нужденной жестокостью, насилием, в атмосфере распро­страненного убеждения о возможности скорого скачка прямо в коммунизм, роман погружает читателя в то буду­щее общество, где решены все материальные запросы людей и где удалось выработать всеобщее, математически выверенное счастье путем упразднения свободы, самой человеческой индивидуальности, права на самостоятель­ность воли и мысли.

Это общество прозрачных стен и проинтегрированной жизни всех и каждого, розовых талонов на любовь (на запись на любого нумера, с правом опустить в комнате шторки), одинаковой нефтяной пищи, строжайшей, не­укоснительной дисциплины, механической музыки и поэ­зии, имеющей одно предназначение — воспевать мудрость верховного правителя, Благодетеля. Счастье достигнуто — воздвигнут совершеннейший из муравейников. И вот уже строится космическая сверхмашина — Интеграл, должен­ствующий распространить это безусловное, принудитель­ное счастье на всю Вселенную.

В романе «Мы» писатель стремился рассказать о «так называемой «конвергенции» (на которую тайно или явно рассчитывали многие), то есть о смешении социальных систем в один технократический котел». Здесь выявляется борьба двух полярных начал: за человека или (якобы для его же блага) против него; гуманизм или фанатизм, исхо­дящий из того, что люди, народ нуждаются в жестоком пастыре. Неважно, кто он — обожествленный тиран или свирепый творец всего сущего; важно, чтобы человека можно было бы (ему на пользу) загнать в раба, в муравья, в обезличенный «нумер».

К концу 20-х годов вокруг Замятина по ряду причин складывается враждебная «полоса отчуждения».

Осенью 1929 года в пражском журнале «Воля России» без ведома автора (в обратном переводе с английского) был напечатан, с сокращениями, роман «Мы». Это послужило началом широкой кампании против Замятина. Обречен­ный на творческое молчание, писатель обратился с пись­мом на имя И.В.Сталина с просьбой разрешить ему выехать за границу. В 1931 году его просьба была удовлетворена.

Замятин любил новую Россию, но свой писательский долг и долг гражданина видел не в сочинении хвалебных од, а в обращении прежде всего к болевым точкам времени, с помощью острой критики и горькой правды.

Покидая Родину, он определенно надеялся вернуться и жил в Париже с советским паспортом. Когда в Париже в 1935 году открылся Международный конгресс писателей, Замятин входил в состав советской делегации.

Замечательный русский писатель, он не был тем бес­просветным пессимистом, каким его часто пытаются изо­бразить (основанием для чего, понятно, может служить его горькая антиутопия «Мы»). В позднем эссе, озаглавленном «О моих женах, о ледоколах и о России», он выразил и свое отношение к Родине, к тому, через что она прошла и, преодолевая застой и сопротивление, движется дальше:

«Ледокол — такая же специфическая русская вещь, как и самовар. Ни одна европейская страна не строит для себя таких ледоколов, ни одной европейской стране они не нужны: всюду моря свободны, только в России они зако­ваны льдом беспощадной зимой — и чтобы не быть тогда отрезанным от мира, приходится разбивать эти оковы.

Россия движется вперед странным, трудным путем, не похожим на движение других стран, ее путь — неровный, судорожный, она взбирается вверх — и сейчас же провали­вается вниз, кругом стоит грохот и треск, она движется, разрушая».

Предмет: